1.

Это ли страх темноты, если сердце внезапно погасло,*
Если давно нет химер, извергающих жаркое пламя?
Где-то затерян Олимп – не добраться на старом Пегасе,
Узел рифмованных строк тщетно будит замёрзшую память.

Больше не видно огней, только яркие вывески баров.
Не помогает гореть пятизвёздное терпкое зелье,
И ощущая себя бесполезным больным минотавром,
Плюнув на свой лабиринт, убегаешь на поиск Тесея.

Ночь, уведя с автострад, залепляет окно чёрной кляксой.
Сладкоголосых сирен не рождает холодное море –
В тёмной дождливой ночи рассекаешь шоссейную слякоть,
Делая громче шансон, матеря безобразную мойру.

И, отыскав лишь тоску в придорожном дешёвом отеле,
Бродишь в пустой тишине, обречённо зовёшь Прометея.*

2.

Бродишь в пустой тишине, обречённо зовёшь Прометея,*
Глупо надеясь на то, что огонь может стать антидотом
Против привычной тоски, и вдруг видишь, от страха потея,
В зеркале мутным пятном проступает знакомое что-то –

Кто он, один из толпы, из бесчисленных жертв этанола?
В красных прожилках глаза и бессильно поникшие плечи -
К будням прикованный раб, но похожий, конечно, немного
На Прометея (лишь тем, что исклёвана намертво печень).

Ты вспоминаешь, что он делал крылья и грезил о солнце,
Переплывал Геллеспонт сумасшедшим от страсти Леандром –
Тоже искрил и пылал, и зачем-то пытался бороться
Против троянских коней в завитках золотого барана.

Зеркало тканью накрыв, понимая, что он тоже сдался,
Вяжешь на шею петлю – свой нелепый задрипанный галстук.*

* Майк Зиновкин