Мы жили в этом мире,
несовершенном и прекрасном,
творили, мечтали и парили в небесах,
любовались миром, постигали его.
Мы делили мысли и слова,
ты часто дразнил меня интеллектуальной иронией своих фраз
и смеялся над моим деланным возмущением.
Тебя волновало всё, что происходит в мире
и расстраивало, что люди по-разному думают, не говорят друг с другом,
ты считал, что в непонимании и есть несовершенство мира,
говорил, что мысль – начало поступка, а слово – первый из них,
и ты стал разговаривать с людьми,
и были те, кто слушал,
ты радовался, что меняешь мир.
Однажды ты сказал, что от желания одного мир не изменится,
что нужен тот, кто объединит людей, поведёт за собой,
и ты будешь тем, кто ведёт, укажет направление,
и тогда люди вместе сделают мир лучше.
И ты повёл,
и были те, кто пошёл, они собрались в толпу,
следовали за тобой, как зверь преданный,
ведомый, алчущий,
ты водил этого зверя на привязи по закоулкам помыслов своих,
а он слизывал каждое слово твоё, упавшее к его лапам.
Мир померк, в нём не осталось места для нас с тобой,
он сжался, ограничился нуждами зверя твоего,
ты так увлечённо им управлял,
ты чувствовал его силу, наблюдал, как зверь, отстаивая правоту вашу,
порыкивает на чужих, тех, кто не принимает вас –
тебе нравилось.
Зверь рос,
он выучил твои слова, он складывал их в свои фразы,
требовал засвидетельствовать право ваше на мир,
а ты скармливал ему всё новые куски плоти своего мироощущения,
пока не скормил почти всё,
и в мир пришла тьма.
Ты был исчерпан и горд,
зверь же метался,
клокочущий, агрессивный,
ему стало мало тебя, мало слов,
зверю нужно было доказательство действием,
и он сорвался с привязи, неся, как знамя, слово твоё,
запаливая жертвенные костры во имя идеи твоей.
Мир запылал, и пламя затронуло всех,
обжигало чужих, тех,
жгло вас, зверя твоего, разбирало его на растерянных людей,
пламя выжигало свет в глазах твоих,
сжигало для тебя небо,
пока тьма не схлынула, оставляя пепел потерь.
В наступивших сумерках ты слушал гул чужих слов,
они собирали, приручали зверя,
зверь звал тебя, ты слышал
и ты молчал,
ты был оглушён осознанием потери,
собирал пепел, хотел развеять его,
что бы перестать чувствовать,
не видеть,
каким стал мир, –
он принял всё, что ты ему дал.
Ты пришёл к моему порогу после,
зыбкий и пропахший бедой,
проскользнул тенью через него.
Чужой – ты прячешься за сарказм постороннего,
за сложностью изломанных фраз,
хочешь обидеть, чтобы я, наказав, прогнала во тьму,
думаешь, что она сможет дать покой,
призываешь и боишься её.
Глупое же моё сердце тебя не отпускает,
оно знает, что ты ищешь смирение,
просишь принять тебя,
и я принимаю.
Наползающая темнота постепенно тебя растворяет,
и только свеча в моей руке всё ещё позволяет видеть на стене,
за твоей спиной, колеблющуюся тень крыльев.
Мой падший ангел,
нам надо дождаться рассвета…
Будущим творцам революций посвящается.
